— Странно. Сколько вам лет?
— Тридцать четыре.
— Вы выглядите моложе.
— Спасибо. Я об этом как-то не думал.
— И не были женаты?
— Нет.
— Почему?
— Не знаю. Наверное, не успел.
— Не успели?
— Женщинам не нравилось ждать. Миф о Пенелопе — всего лишь миф. Десять лет назад у меня была невеста, но я часто пропадал неделями, а то и месяцами — это, разумеется, никому не нравилось. И ей тоже, как и ее родителям. Она ждала-ждала, а потом вышла замуж за моего друга.
— Значит, не любила, — тихо сказала Элен.
— Значит, не любила, — согласился Шарль.
— И вы не жалели?
— Немножко. Было грустно и жалко.
— Ее?
— Себя.
Миссис Дейли промолчала. Шарль понимал, почему она спрашивает и почему он отвечает. Конечно, это было грубым нарушением одного из параграфов устава, запрещающего рассказывать о своей личной жизни. «Голубые» знали только свои легенды и легенды своих товарищей, на большее они просто не имели права. Но, проработав в организации не один год, Дюпре знал, что очень часто нарушается именно этот параграф устава. Ежеминутное общение со смертью делало их более добрыми, более внимательными и чуткими, более естественными в простых человеческих отношениях, и они рассказывали друг другу правду, не пытаясь скрыться за своими легендами. Словно сама профессия снимала всю мутную накипь цивилизации, оставляя души чистыми и нетронутыми.
— А вы… замужем? — спросил он.
Она молчала.
— Если не хотите, можете…
— Я была замужем.
— Были?
— Я развелась.
— Он был…
— Нет. Нет, нет. Он был внимательным мужем, хорошим отцом, но… выяснилось, что мы не созданы друг для друга. И мы разошлись.
— Вы сказали «хорошим отцом»? У вас есть дети?
— Девочка. Ей уже одиннадцать лет.
— Никогда бы не сказал. На вид вам меньше тридцати.
— Мне тридцать два.
— Вы говорите это с вызовом, словно вам шестьдесят два.
Элен улыбнулась.
— Нет, только тридцать два.
— Это так много?
— Но и немало для женщины.
— После тридцати женщины расцветают.
— Это комплимент?
— Нет, эту истину сказал Бальзак.
— Он жил в прошлом веке.
— Но вы живете в настоящем.
— Бальзак сказал еще одну фразу: «Счастье женщины в ее благополучии».
— «Как в туалетах ее красота», — закончил Шарль.
— Ну вот видите, вы знаете и это.
— А вы считаете свою жизнь неудачно сложившейся?
— Как вам сказать? Я жила, жила и не задумывалась, счастлива я или нет. Когда выходила замуж, мне казалось, что я счастлива, потом я поняла, что ошиблась. После развода мне было особенно тяжело, и я с радостью приняла предложение стать помощником координатора «голубых».
— Давно?
— Уже пять лет.
— Вы пытались забыться в работе?
— Да. Но меня постигла неудача. Мужчины умеют находить себя в работе, целиком и полностью отдаваясь любимому делу. Женщинам это не дано.
— Вы так считаете?
— Убеждена. Каждая женщина — это прежде всего женщина. В душе она мечтает о простом человеческом счастье, о своей семье, о своем муже. И не имеет значения, кто ты — премьер-министр или прачка. Они все женщины.
— И даже феминистки?
— И. даже они. В их рядах много отчаявшихся, заблудших, потерявших надежду на свое счастье.
— Никогда не думал об этом.
— А вы подумайте. Помните спор Марии Стюарт с Елизаветой? Мне всегда было жаль королеву больше, чем ее соперницу. Ведь женщина победила. Женщина Мария Стюарт, лишившись головы, торжествовала над королевой Елизаветой. Может быть, последняя отдала бы часть своего венца за радости, которые ей были не даны.
— Я всегда считал Елизавету бесчувственной женщиной и жалел Марию.
— С точки зрения мужчины.
— Разумеется.
— А Елизавета была женщиной. Как, впрочем, мы все. И она хотела простого человеческого счастья, детей, семейных радостей. Но, поняв, что это ей не дано, и почувствовав, что ее счастливой сопернице повезло больше, она не могла найти себе места. В политике победила Елизавета, в искусстве любви — Мария. И еще неизвестно, чья победа дороже.
— С вами интересно разговаривать. Вы открываете новый взгляд на старые вещи.
— А вы стараетесь очень незаметно польстить мне, и я должна делать вид, что этого не замечаю.
Шарль рассмеялся.
— Ну вот видите, я ж говорил — интересно. Не знаешь, что вы скажете в следующую минуту. Вы удивительный человек, миссис Дейли.
— Это опять комплимент? — подняла брови Элен.
— Нет. Святая правда. В конце концов, я могу сделать вам в течение трех дней пару комплиментов хотя бы за вашу хорошую работу?
Генеральный координатор посмотрела в глаза Дюпре.
— Вы знаете, что ждет вашу группу?
— Догадываюсь.
— Вы должны не только обнаружить лаборатории триады, вам поручат и проследить их связи.
— Конечно.
— Это очень опасно.
Дюпре улыбнулся.
— Я начинаю подозревать, что вы специально проверяете мою психологическую устойчивость перед предстоящей операцией.
— Не шутите — вы же знаете, чем это все может кончиться.
— Это работа.
— Вы можете не вернуться оттуда…
— Пятьдесят на пятьдесят, фифти-фифти.
— Что? — не поняла Элен.
— А можем и вернуться.
— Я хочу, чтобы вы вернулись, Шарль. Слышите? Хочу! — Что-то дрогнуло в ее лице. — Это очень страшно, Шарль, — прошептала она, — уходят друзья, знакомые, близкие и не возвращаются. Один, второй, третий… Я знала Таамме. Он был другом Чанга. Я встречалась с Фогельвейдом. А Моррисон? Вы, наверное, слышали о Йоркширском Потрошителе и его поимке? Это работа Моррисона. А теперь они и его… Это были отличные люди, Шарль, добрые, мужественные, отзывчивые.